Дензнак без конечности. Как недавние студенты заработали на еще не созданном протезе предплечья
В России ежегодно требуется больше 60 тысяч протезов рук, а производится в семь раз меньше. Дорогая импортная продукция проблемы не решает: протезом сейчас снабжен только один из пяти российских безруких. Создатель стартапов W.E.A.S. Robotics и «Моторика» Илья Чех решил исправить ситуацию, а заодно создать бизнес. Разработанный им бионический протез кисти руки еще не производится серийно, но уже получил $100 тысяч от ФИОП.
Принято считать, что стартапер должен обладать упорством и непоколебимой верой в свою бизнес‑идею, иначе никакой инвестор не даст денег, какие бы выкладки и расчеты тот ни продемонстрировал. Илья Чех устроен иначе — он легко меняет приоритеты. В магистратуре петербургского Университета информационных технологий, механики и оптики (ИТМО) он занимался проектированием планетоходов, но потом начал распыляться — вместе с несколькими товарищами выполнял частные заказы, разрабатывал домашних роботов, занимался автоматизацией. Особых доходов это не приносило, и коллектив даже не оформили в виде юридического лица. Закончив учебу, Чех попробовал уехать в Голландию: нашел вакансию, начал переговоры, но не сложилось. Впрочем, признается он, не очень‑то и хотелось.
Чех создал компанию W.E.A.S. Robotics, где вместе с теперь уже бывшими однокурсниками занимался всем на свете: конструировал станки, манипуляторы, составил программу для преподавания в старших классах трехмерного моделирования. Среди прочего они отремонтировали «Селеноход», построенный в 2011‑м в Сколково для участия в Международном конкурсе Google Lunar X PRIZE.
Медицинская тематика попала в поле зрения предпринимателя совершенно случайно. Компания‑партнер Сan‑touch, занимающаяся трехмерной печатью для частных заказчиков, решила «напечатать» механический протез кисти. Идея на первый взгляд выглядит совсем не перспективной. Серьезный бизнес интересует в сфере протезирования совсем другое — бионические протезы, высокотехнологичные устройства с электродвигателями и датчиками, улавливающими сигналыоставшихся после ампутации мышц. Механические, или, как их обычно называют, тяговые, протезы в развитых странах обычно лишь косвенно относятся к сфере коммерции, их делают небольшие компании на деньги благотворителей. Модели нередко выкладывают в открытом доступе в виде набора чертежей со всеми нужными характеристиками.
Зачем возвращаться к механике в век электроники? Например, чтобы помочь детям, объясняет Чех: они растут, и протез порой приходится менять раз в несколько месяцев. Бионика на этом этапе не очень уместна, а если протеза какое‑то время вообще нет, возникает, наряду с прочими, серьезная проблема: мышцы культи не развиваются, и заставить их работать потом будет труднее. До 12–13 лет дети в России очень плохо обеспечены протезами. Но Чехом руководил скорее инженерный интерес – появилась пусть небольшая, но любопытная задача. Почему бы не попробовать? На этом этапе речь о больших заработках не шла.
Крюк почета
Технология тяговых протезов развивается, по меркам медицинской промышленности, крайне медленно. Современные модели практически не отличаются от тех, что выпускали десятки лет назад: они такие же неудобные. Так что W.E.A.S. Robotics, говорит Чех, было над чем подумать. Идея изобретателя состояла в том, чтобы сделать хватательное движение простым и максимально естественным. Если согнуть руку в лучезапястном суставе (протез предназначен для тех, у кого он сохранился), усилие через специальные тяги на тыльной стороне кисти передается на пальцы, и они делают хватательное движение. Видео готового изделия можно увидеть на сайте W.E.A.S. Robotics: маленький мальчишка учится пользоваться протезом, и это выглядит как веселая игра. Перед ним корзина игрушек, задача — достать их все по очереди одной рукой. Той, которой нет. «Не жульничай!» — грозит учитель, он же один из изобретателей. На разработку и получение необходимых документов, прикидывает Чех, ушел миллион рублей, это были деньги, скопленные на выполнении других заказов. 450 тысяч рублей стоили комплектующие, 550 тысяч — недополученная прибыль. «Деньги, которые я мог бы заработать за тот год, который посвятил протезу», — скромно оценивает свои упущенные доходы Чех.
Для развития своего медицинского проекта он создал отдельную компанию «Моторика». В прошлом году «чехова кисть» стоила от 15 тысяч рублей, теперь, после кризиса, цены начинаются от 20–25 тысяч. Первые три протеза — два детям, один взрослому — установили бесплатно. Чех говорит, что уже образовалась очередь. «В простых случаях мы даже можем изготовить протез удаленно. Пациент измеряет культю, отправляет нам данные, и по этой мерке мы делаем гильзу для культи», — радуется Илья Чех. Но в более сложных случаях — если, например, один‑два пальца сохранились — без визита в компанию не обойтись.
Рынок, на который решил выйти бывший роботостроитель, не назовешь насыщенным, хотя тема тяговых протезов разрабатывалась в России давно и успешно. Ведь для их главного автора это была куда более насущная необходимость, чем для стартапера Чеха. Великая Отечественная война оставила Григория Руденко без рук: одну пришлось ампутировать чуть ниже локтя, другую — выше. Медицинского образования у будущего изобретателя не было, чертить и мастерить протезы ему было нечем. Но помогали собственные дети, а позже ученики созданного им кружка «Умелые руки». Протез, который Руденко окончательно доработал к середине 60‑х, на долгие годы стал вершиной изобретательской мысли в этой сфере. Система Руденко — это искусственное предплечье с кистью, которые приводятся в движение специальными тягами. Тяги поднимаются по руке, уходят за спину и закрепляются в районе противоположного плеча. Конструкция, на которую Руденко потратил 20 лет, тонко продумана. Человек напряг мышцы спины — и пальцы сжались. Повел плечом — локоть согнулся и так далее. Правда, чтобы все это получилось, нужно тренироваться. Сам Руденко демонстрировал чудеса мастерства: выпиливал по дереву, таскал, не расплескивая, ведра с водой. Он мечтал помочь другим инвалидам, но производство советская промышленность налаживала крайне медленно, хотя потребность в послевоенные десятилетия была куда выше, чем теперь. Об изобретателе много писали в газетах, но только в середине 70‑х был создан первый предсерийный образец его протеза. В 90‑х годах на стагнирующее направление бросили, в рамках конверсии, РКК «Энергия». Корпорация разработала гамму продукции на основе все того же протеза Руденко. Привнести в эту сферу космические технологии как‑то не получилось: представленная на сайте «Энергии» продукция показательно примитивна, вроде «крюка‑захвата активного с двумя пружинами».
Сейчас, рассказал VADEMECUM руководитель фирмы — поставщика протезов, «РКК, может, что‑то и производит, но сервиса и запчастей нет, вовремя получить продукцию невозможно. Даже весьма высокопоставленный товарищ, который в 90‑х получил протез одним из первых, ничего не может от них добиться». «Лет 15 назад там занимались этой темой, но сейчас движения в этом направлении там нет», — подтверждает Андрей Карпов, гендиректор НПФ «Галатея», производящей протезы кисти. РКК «Энергия» на запрос VADEMECUM не ответила.
Своих протезов от «Моторики» ждут несколько десятков человек, но благотворительность закончилась. Протезирование верхних конечностей входит в систему социального страхования, и Чех теперь рассчитывает на государственные деньги. «Наши протезы кисти, — объясняет он, — это индивидуальное протезно‑ортопедическое изделие, для получения официального статуса ему нужна только декларация о соответствии, она уже получена». На следующем пациенте фирма собирается отработать систему получения денег от государства. Есть два варианта — организуется государственный конкурс на оказание соответствующей услуги, который выявляет победителя, или же инвалид платит за протез сам и подает заявление на компенсацию расходов. «Конкурс может выиграть компания, производящая установку протеза, а сам протез она купит у нас», — говорит Чех.
Впрочем, еще во время разработки механической кисти Чех прекрасно понимал, что серьезно заработать с ее помощью не получится. Рыночный потенциал имеют бионические протезы, а для их разработки миллиона рублей недостаточно.
Зрелая кисть
Примерно год назад Агентство стратегических инициатив (АСИ) выпустило большое исследование, посвященное рынку реабилитации, где оценило потребность во всех механических средствах реабилитации, от простых тростей до электрических колясок и голосообразующих аппаратов. Больше всего инвалидам требуется протезов ног — 490 тысяч ежегодно (данные за 2011 год). Но хотя производство в этой сфере тоже недотягивает до потребности — в России выпускают около 70 тысяч протезов в год — это не тема для стартапа. «Здесь уже работают несколько российских компаний, — говорит Чех. — К тому же с точки зрения механики и кинематики с ногами все гораздо проще, чем с руками». Верхних конечностей нужно меньше — по оценкам АСИ, 62 тысячи в год, а производство их в России приближается к 9 тысячам. Количество инвалидов агентство считало «по Минздраву». Если верить данным министерства, в России самая низкая доля инвалидов среди стран Европы — 9,3% от всего населения против примерно 20% в Чехии и 27% в Великобритании, что выглядит довольно странно. Если сделать поправку на особенности российской статистики, потребность в протезах в России может оказаться существенно больше, чем посчитало АСИ.
Беда в том, что тяговый протез, приводимый в действие движением лучезапястного сустава (как у Чеха), сильно ограничен в применении. Целиком кисть люди теряют гораздо чаще, чем частично. Например, при сильном поражении электрическим током, а это одна из частых причин такой инвалидности, обычно приходится ампутировать руку гораздо выше лучезапястного сустава, говорит топ‑менеджер фирмы‑продавца и установщика протезов. Определенную роль играет и то, что ампутацию в районе предплечья можно произвести проще и быстрее, чем на кисти. «Мне много писали о повторных ампутациях, связанных с врачебными ошибками при первой операции», — добавляет Чех.
Когда рука ампутирована в районе предплечья, система Чеха не работает. Чтобы сделать такой протез не декоративным, а функциональным, есть только два пути: возвращаться к чему‑то подобному системе Руденко или создавать бионические модели. Этот рынок в России почти полностью занят иностранцами. Главный игрок в России и Европе — частная немецкая компания Otto Bock с оборотом около €900 млн, созданная в 1919 году и представленная сейчас на всех континентах. Она производит протезы конечностей, ортезы, инвалидные коляски и так далее. В России у Otto Bock даже есть «отверточная сборка» — на одном из таких производств собирают ее главное достижение в сфере верхних конечностей, руку Michelangelo стоимостью несколько десятков тысяч долларов, умеющую совершать множество разнообразных движений. В среднем же бионический протез руки высокого класса стоит от 1,5 млн рублей, если сохранился локтевой сустав, и от 2,5 млн, если нет, говорит представитель фирмы‑продавца. Китайский бизнес проник и в эту сферу: довольно простые бионические протезы китайского производства можно купить за 700 тысяч рублей. В России настоящих производителей почти нет: фирмы‑установщики покупают у иностранцев комплектующие, собирают из них протез и устанавливают его. Так, например, работают Санкт‑Петербургское протезно‑ортопедическое предприятие, ФГУП «Вологодское протезно‑ортопедическое предприятие».
Илья Чех решил бросить перчатку иностранцам. Идея его нового проекта довольно проста. Зарубежные «руки» дороги, а главная составляющая цены — стоимость интеллектуальной собственности. Он же решил сделать «максимально доступную удобную базовую версию», сэкономив на «отсутствии излишней функциональности» у протеза. Для помощи в разработке бионического протеза Чех привлек московских врачей, с тяговым протезом ему помогали специалисты из ФГБУ «СПб НЦЭПР им. Г. А. Альбрехта».
В 2014 году Чех, который к тому времени устроился в ООО «Селеноход» в Сколково, ушел с работы и целиком переключился на разработку бионической кисти и поиск инвестиций. «Это обычная венчурная история, — объясняет Чех. — Мы участвовали в конкурсах стартапов. Выступали перед инвесторами, защищали свой проект, доказывали, что есть рынок, на котором можно заработать».
Несколько частных инвесторов, заинтересовавшихся проектом, после кризиса прекратили переговоры. Но Чеху помогло то, что его проект оказался на пересечении сразу нескольких государственных стратегий. Во‑первых, импортозамещения, во‑вторых, инноваций, в‑третьих, реабилитации. В результате Чех сумел договориться о $100 тысячах в виде совместной инвестиции от двух наноцентров ФИОП из Петербурга и Томска. В «Моторике» ему сейчас принадлежит 27% (второй совладелец — основатель компании Can‑Touch). Наноцентры получат 50% «Моторики». Предварительное соглашение было подписано в начале этого года, сейчас завершается due diligence, финальный договор еще не подписан, говорит Чех. Но гендиректор Томского наноцентра Олег Лысак заверил VADEMECUM, что решение, можно считать, принято, сейчас идут последние приготовления, и деньги «Моторика» скоро получит.
Новая рука Чеха готова, по словам Лысака, на 70%. Она вполне могла бы принадлежать Терминатору. Внутри — металлический каркас с шарнирами и шестью моторчиками. Конструкция будет производиться в России. Датчики для считывания сигналов мышц Чех тоже предполагает использовать отечественные. Они расположены в приемной гильзе — так называется часть протеза, которая надевается на культю конечности и к которой с другой стороны прикрепляется сам протез. Модель будет распознавать и осуществлять до шести различных жестов — сжатие кулака, движения несколькими пальцами и так далее. Обеспечивать управление каждым пальцем в отдельности Чех, в рамках своей концепции, не собирается: «Там другие мышцы, расположенные под основной группой мышц, считывать их сигналы очень сложно и дорого».
С протянутой рукой
Протез «Моторики» Чех собирается продавать по 250–300 тысяч рублей с учетом установки. Себестоимость — 100–150 тысяч, из которых половина приходится на комплектующие. Так что, говорит предприниматель, даже при уровне продаж 30 протезов в год инвестиции наноцентров могут окупиться меньше чем за два года. Но планы руководителя «Моторики» амбициознее — за два года он хочет завоевать 5–10% рынка, то есть продавать 3–6 тысяч протезов в год. Если дело пойдет, Чех не прочь выйти и на рынок протезов нижних конечностей, а в будущем заняться экзоскелетами — то, что в этой сфере уже существует даже в Америке, его не устраивает.
«Тяговый протез кисти руки от „Моторики”, в принципе, неплохая разработка. Хотя это не серийная продукция, и продвигать ее на рынок очень сложно, — говорит Андрей Карпов из „Галатеи”. — Но проект бионической руки — это пустая трата выделяемых на это средств». Проблему рынка Карпов видит не в отсутствии самих протезов, а в том, что их государственное финансирование недостаточно, а процедура получения крайне сложна: «Лучше бы средства, которые получают компании на изобретение новых протезов, потратили на обеспечение инвалидов теми протезами, что уже есть».
«Бионическая рука от „Галатеи”, — говорит Карпов, — умеет делать всего два движения — хватательное и вращательное, зато стоит от 90 тысяч рублей за „полуфабрикат” и от 130 до 170 тысяч рублей за протез с установкой». В 2014 году «Галатея», по словам Карпова, продала 150 бионических протезов руки, а в прежние годы — «в разы больше».
Илья Чех не видит в «Галатее» конкурента: по его данным, «они еще лет 10 назад закрыли это направление и сейчас просто продают, если кому‑то нужны, полуфабрикаты». А реальная цена продукции «Галатеи», по его данным, выше обозначенных Карповым цифр.
Зато Чех уверен в перспективах своего собственного проекта. По необходимости ознакомившись с анатомией, он по‑настоящему ею увлекся и теперь думает, что роботы будут постепенно все более точно копировать человеческое тело: «Лучше того, что сделала природа, не придумаешь».
В голове у робота, говорит изобретатель, будет «любимый всеми фантастами позитронный мозг». Как использовать эту копию человека? «Отправить на Марс или куда‑то подальше. Единственное реальное применение, которое я вижу».
